Охота глазами ненормального охотника о коллективном выезде на «потравного» кабана.

Последний день июня, 10.00 утра. Только что проснулся от музыки, доносящейся сквозь открытый балкон комнаты. Сегодня у военных праздник – день части.

На плацу на смотровой площадке стоит выставленная в ряд боевая техника, возле КПП на стоянке много автомобилей, по дорожке в часть непрерывно вереницей тянутся группками мужчины, женщины, дети. Периодически проезжают автомобили с приглашенными гостями, вот едет автомобиль телевидения…

Выспаться, как планировал, этой ночью не удалось по причине закончившего полумесячное питьё водки соседа. Дважды до приезда врачей скорой оказывал, как умел, помощь, что бы человек остался жить. Во второй раз помог санитарам спустить, вынести на носилках и загрузить ни чего не соображающего человека в машину скорой помощи. Всё увиденное очень сильно повлияло на жизненные убеждения.  Ну его к черту эту ВОДКУ. Если можешь пить её  –  пей, но то только по праздникам и не много, чисто для здоровья. Если не можешь вовремя остановиться, от неё мозги заклинивает —  то лучше и не начинать. Не нужно с водкой бороться, её ещё НИ КТО НЕ ПОБЕДИЛ.

В этом ПРАЗДНИКЕ для военных сегодня я принимать участия не буду. Причина – поступившее приглашение охоты на «потравного» кабана.

Не смотря на оговоренный срок выезда – один из товарищей по личным делам не успевал (что-то он зачастил с этим в последнее время – не секрет, что это – всё тот же Сергей Александрович J).  Ждать его не стали, выехали втроем в угодья на одной машине. По пути закупили продуктов, двух, уже ставших традиционными, для ухи судаков,  пластиковую посуду (постоянный кухонный набор для поля оставался в «буханке» товарища и надеяться на него, что он приедет вовремя – не стали).

Приехали к егерю, посадили его в свою машину и выехали в район охоты. До начала охоты ещё полно времени – походил по лесу, посмотрел грибы, поел земляники. В это время товарищи оборудовали временный бивуак, накрыли стол. Звонит запоздавший товарищ – едет, но плохо – пробки, много машин. Ждать его не стали – сели за стол, хорошо под несколько тостов пообедали разогретым на костре пловом.

В непрерывающейся беседе за столом время летит очень быстро – вот уж и егерь начинает подгонять, торопить, зудеть – «уже пора садиться на вышки, кабаны выходят рано, а вы тут расселись…».

Так и не дождавшись приезда товарища (а с ним и второго карабина с ночным прицелом), который был уже совсем на подъезде, после инструктажа егеря как, куда идти, где сыпать корм, куда садиться – я ушёл в лес.

Забегая вперёд, скажу, что у товарища была уважительная, по его мнению, причина.

Но мы люди скромные, свое неудовольствие его хроническими опозданиями высказывать не стали и хором подходящую строку из песни о Стёпке Разине, о его челнах и набежавшей волне не пели! J

Подошел к первой кормовой площадке, от которой раздавалось непрерывное карканье воронов. Сначала один, затем и другой ворон с тяжелыми, характерными звуками от взмахов крыльев пролетели мимо – на кормовой площадке пусто, всё съедено в предыдущую ночь. Набрал из бочки и высыпал в долбленые осиновые корыта ведро зерна, взглянул на темнеющее окно расположенной на полянке в 60 метрах вышки (на неё должен сесть опаздывающий товарищ) и пошел дальше.

Моя вышка оказалась вовсе и не вышкой, а строением типа лабаза, чуть прикрытым с боков и спереди досками и навесом над головой. На кормовой площадке – вся земля вытоптана разнокалиберными следами, остатки травы по сторонам утоптаны, в корытах-долбленках – ни зернышка. Насыпал из бочки в корыта ведро смеси пшеницы с кукурузой, другим ведром сделал две кормовые дорожки на земле напротив выходящих троп. Забрался на вышку-лабаз, оттянул затвор Хантера, вставил один из трёх взятых с собой на охоту барнаульских патронов, установил 93-й ночной прицел, пристрелянный этими же патронами ещё осенью того года. На такой охоте магазин не нужен, т.к. второго выстрела в подавляющем большинстве случаев делать и не приходится. Столь нравящиеся мне патроны с чешской полуоболочкой, пристрелянные к столь же привычному 58-му прицелу, в этот раз с собой я брать не стал. После падения карабина на последней охоте с присоединенным прицелом с 3-х метровой вышки (ствол карабина, как копье вошел в землю до самого объектива прицела) точность стрельбы этого комплекса вызывала сомнения. Ну а проверить пристрелку, как всегда, не нашлось времени.

Взглянул на время – 20.01, отключил звуковой сигнал на мобильном телефоне, устроился на примитивное сиденье из одной доски, веткой смахнул паучьи тенета сбоку засидки и в секторе обстрела и стал ждать.

Корыта с кормом, сделанные мною на земле дорожки из кормовой смеси – в 60-65 метрах. Намочил слюной палец, поднял вверх, пытаясь определить направление воздуха. Постоянного ветра – нет. Почти полный штиль. Лишь изредка едва различимые потяжки воздуха то в одну, то в другую, то в третью сторону. Очень большая вероятность, что выходящие на кормовую площадку звери зачуют сидящего на открытой засидке человека. Из-за этого я не люблю такой не постоянный ветер, не люблю такую малую дистанцию стрельбы.

Сразу на запах от вспотевшего от длительной ходьбы тела начали налетать комары. Воротником куртки прикрыл открытую шею, стараюсь не делать резких движений от севших на лицо кровососов. В кармане завибрировал телефон. Егерь – как дела, подсыпал корм? – жди, скоро выйдут. Связь, в отличии от прошлого года, когда вообще нельзя было дозвониться,  на удивление оказалась довольно хорошей (очевидно связисты где-то ещё одну вышку со станцией мобильной связи поставили). Перезванивать егерю – ушёл ли подъехавший товарищ на вышку? — не стал. Надеялся, что он успеет до выхода зверей занять вышку.

Впоследствии выяснилось, что я очень глубоко ошибался.  В то время, когда меня нещадно жрали комары, он занимался совсем другим делом.

Сижу на доске, прослушиваю обстановку – не треснет ли где предательски под копытом сухой сучек, не закричит ли потревоженная зверем птица. С переменным успехом борюсь с периодическими налетами комаров. Тихо — ни чего не предвещает появления на площадке кабанов. Лишь немного нервируют периодически доносящиеся громкие для такой тишины звуки  грызения короедами коры или дерева засидки. В какой уже раз мой взгляд перенесен от пустой кормовой площадки на ноги и тело, что бы тихо поймать и придавить очередной десяток досаждающих комаров.

Снова перевожу взгляд на площадку – всё без изменений. И тут совершенно неожиданно для себя замечаю какое-то изменение – часть площадки медленно движется. Сразу  и не понял, как это может быть и что это такое. И тут не равномерное, не в едином такте шевеление разных углов и серединки этой движущейся площадки земли, помогло глазу вычленить многочисленные объекты этого явления. Много совершенно не заметных без движения, сливающихся с окружающей местностью поросят-полосатиков, сбившихся в широкую шеренгу и жмущихся друг к другу.  Периодически делая несколько шагов вперед, прижимаясь друг к другу и отступая назад, вытянув вперед свои рыльца, непрерывно принюхиваясь,  поросята медленно, крайне осторожно подступают к насыпанной на земле дорожке из смеси пшеницы и кукурузы. Вот первые в сжатом ряду достигли вожделенного зерна и сразу же в воздухе раздается хруст многочисленных маленьких челюстей, дробящих зерна. Сколько же их здесь? Пытаюсь их сосчитать, но быстро понимаю, что при таком освещении уже уходящего дня в такой плотной массе это сделать не возможно. А где же мамка? Вот уж 5 минут поросята кормятся самостоятельно, свиньи нет. В голову начинают приходить не хорошие мысли. Может не зря каркали, конфликтовали на соседней площадке два ворона? Может это они делили шкуру убитой и спрятанной в кустах мамки этих поросят?  Вот когда я пожалел, что не взял с собой фотоаппарат. Тем не менее достаю мобильник, пытаюсь сфотографировать поросят.

Поросята прикончили первую дорожку, перебегают к дальнему корыту и ко второй кормовой дорожке. Вновь пытаюсь их пересчитать – вроде 10 штук. Считаю снова – пять у корыта, четыре у дорожки. Девять? Но вот от корыта к дорожке перебежало два поросенка, а у корыта снова осталось пять штук. На этом их сосчитывать я бросил.

Внезапно в лесу слева раздался треск, от которого поросята шарахнулись в противоположную сторону площадки, прислушались… и вновь вернулись к поеданию зерна. Из-за елочек на площадку показалась туша взрослого кабана. Кошу взгляд за дерево засидки – там ещё три больших темных пятна. Пришли взрослые звери. Медленно, крайне осторожно, поочередно кабаны вышли на площадку и начали кормиться из дальнего корыта. Кормятся нервно, постоянно поднимая рыло вверх и принюхиваясь, отбегая и вновь возвращаясь на площадку. Я нервно пытаюсь высмотреть на взрослых зверях характерную кисточку –её НЕТ, как не заметно и характерно отвислых сосков. Все свиньи, но кто из них мамка? Судя по поведению поросят, смело снующих перед носом взрослых, с ногами забирающихся перед их носом в корыта с зерном – любая из них может быть родной. Ни один взрослый зверь не предпринял попытки поддеть или отогнать надоедливого малыша. Лишь взрослые свиньи между собой изредка конфликтовали, поддевая лычем соседку под бок или морду, которая при этом издавала короткий визгливый недовольный вопль. Да еще всё чаще и чаще, по мере насыщения, попарно поросята, как молодые петушки, начинали то ли драться, то ли играть друг с другом, издавая короткие поросячьи недовольные звуки.

Стрелять – НЕКОГО. Стараясь не делать резких движений, пытаюсь сфотографировать на мобильник кормовую площадку. Но и здесь звери получились в виде каких то черных пятен.

Без звука медленно откручиваю ИК-фильтр с прицела, включаю прибор и на пределе световой перегрузки ещё раз убеждаюсь – все свиньи.

Вот уж больше часа меня едят комары.  Кабаны добирают последние зерна из ближнего корыта. Неожиданно одна из свиней подняла вверх рыло, начала ловить им воздух и двинулась прямо по протоптанной дорожке к засидке. Пройдя около 10 шагов, она громко коротко рыкнула – и сразу же всех зверей словно ветром сдуло с площадки.  Толком  я и не понял – куда кто убежал. Через пару минут поросята осторожно вернулись на площадку. Слева раздался треск – там, как я понял, взрослые. Через пару минут половина поросят, как по команде, стремительно унеслась в сторону ушедших зверей. Через минуту – и остальные поросята дружно бросились с кормовой площадки вслед. Всё, концерт окончен, КИНА — не будет!

Спускаюсь с засидки, иду к площадке. Чистота полная. Лишь отдельные зернышки, застрявшие в щелях и пропилах осиновых корыт, откуда их не могли достать шершавые язычки поросят и языки взрослых свиней. Иду к бочке, набираю зерна, вновь наполняю корыта. Забираю карабин, отхожу от площадки метров на 200, жадно закуриваю, звоню егерю и обрисовываю ситуацию. После неоднократного переспроса –«Четыре свиньи? Значит четыре?» я понимаю, что он и сам не знал – сколько и какие звери приходят на эту кормушку.  «Что теперь делать? Дальше сидеть?» – «Возвращайся назад, тут уже уха поспела».

Возвращаюсь, медленно, без звука, подхожу к кормовой площадке, на вышке которой должен сидеть и караулить выход кабанов опоздавший товарищ. На площадке зверей нет. Тихо, затем погромче зову товарища  по имени. Тихо, ответа нет.  И тут я понимаю – что его на вышке нет. Смотрю на корыта – насыпанный мною корм не тронут. Выдвигаюсь к просеке, напрямую ведущей к нашему бивуаку, к горячей ухе, к налитой стопке водки, к сидящим у костра товарищам.

Выхожу на эту заросшую высокой травой, с глубокими колеями от лесовозов, разбитую просеку и скорым шагом направляюсь к стоянке.

Пройдя по просеке около 200 метров, неожиданно для себя впереди замечаю в начинающей наступать ночи какое-то темное неразборчивое пятно. Останавливаюсь. Темное пятно в траве неподвижно. И только я собрался сделать шаг, как пятно исчезло, затем вновь появилось. Там что-то есть, там какой-то зверь! Я приседаю, срываю с плеча карабин, включаю ночной прицел. В него я четко вижу торчащие из травы характерные кабаньи уши, часть хребта.

Что делать? Стрелять или нет? А если это свинья и кормящиеся рядом поросята скрыты в высокой траве? Между тем темная фигура зверя переходит, периодически то скрываясь, то появляясь в высокой траве, на левую сторону просеки и скрывается в кустах. Ушёл? Характерного тихого позывного похрюкивания свиньи, водящей за собой поросят,  я не слышал. Других крупных зверей – не видно, звуков кормящегося стада – не слышно. Скорее всего, это был одиночка! Я уже начинаю в душе сожалеть, что упустил предоставившийся мне шанс.

Слушаю звуки леса и смотрю вдоль просеки. И вот снова темное пятно выплывает из кустов. Снова вскидываю карабин. Сердце учащенно бьется в груди. Зверь периодически, то опуская вниз голову, то вновь её поднимая над почти скрывающей его травой, медленно движется вдоль просеки в моем направлении. Кормится, выкапывая из земли вкусные корешки. По расстоянию между поднятыми ушами, по ширине лба кабана я понимаю, что он, не смотря на увеличение прицела, совсем рядом, не далее 50-60 метров. Вот, наконец, зверь повернулся правым боком, опустил голову и начал то ли копать, то ли есть что-то в траве. Навожу красную прицельную галочку на возвышающийся горб зверя, опускаю её вниз на скрытую травой предполагаемую лопатку  и плавно нажимаю спуск.

Так ожидаемого громкого, бьющего по ушам звука выстрела калибра 30-06, характерного чешским патронам, я не услышал. Не очень громкий, чуть более протяжный, с каким-то потрескиванием выстрел барнаула.  Куда делся зверь – я так и не успел увидеть. Сразу же встаю с колена и смотрю туда, где был кабан. Что-то вроде чернеет. И тут же, еще не оторвав прицел от глаза, слышу приближающийся в моем направлении треск  по лесу справа от просеки стремительно, без разбора, напролом несущегося кабана.  Звук проламывающегося через заросшую сечу зверя внезапно в 30 – 40 метрах справа от меня стих. Последнее слабое «тресь-тресь» и дальше – полная тишина.

Упал и, смертельно раненый, сразу дошёл? Или остановился и слушает?  А может он стал на тропу и тихо, без звука, ушел?  Или, тяжело раненый,  залег в ожидании подхода того, кто ему сделал так больно?

И какой это кабан – тот, по которому я сейчас стрелял или другой, которого я не видел и не слышал в лесу?  А стреляный кабан лежит на месте – ведь впереди что-то темнеет в траве?

Отвожу затвор Вепря, вставляю в патронник ещё один патрон, с громким металлическим  звуком  досылаю его вперед. В лесу тихо, кабан не шарахнулся от звука заряжания оружия,  – но это не добавляет ясности в обстановке.

Заметив место сломанной сбоку просеки веткой, взяв карабин на изготовку, иду к темному пятну на просеке. Не доходя до пятна, уже вижу, что это не лежащий кабан, а разрытая кочка земли. Немного обрадовался – значит, это трещал по лесу стреляный кабан, одиночка!  Подсвечиваю фонариком, в надежде обнаружить по примятой траве место ухода кабана в лес. Тщетно. Возвращаюсь к примеченному месту и лезу в заросли сечи в направлении, где прекратился треск от убегавшего зверя. Раздается звонок мобильника, голос егеря – «Ты где?».  Коротко объясняю ему, что уже прошел половину пути. «Давай быстрее, уха стынет». По его ответу я понял, что товарищи за столом не слышали моего выстрела.

Прекращаю поиск зверя, выхожу на просеку и быстрым шагом иду к стоянке. По пути обращаю внимание только на хорканье всё ещё токующих вальдшнепов, которые раза четыре пролетали над головой.

Подхожу к сидящим за столом товарищам, выпиваю протянутый стаканчик водки и ем ещё горячую уху. Одновременно рассказываю об увиденном на засидке. По тому, что мне не задают вопросов, убеждаюсь ещё раз, что они мой выстрел не слышали. После второго стаканчика рассказываю о второй части охоты и о произведенном выстреле. Тут же лица товарищей стали серьезными, между ними началась завершающий этап спора.  «Я тебе говорил, что в-о-о-о-н оттуда был выстрел? А ты – это петарда, это петарда в деревне!».

Надо идти искать. По тому, как Валера собирает мешки, нож, топор, фонарики – я понимаю, что он верит в меня. Под полушутливое, полусерьезное напутствие егеря «Если будет свинья – можешь не возвращаться и забыть сюда дорогу» уходим в лес. Свой карабин на поиск зверя я брать не стал, эту обязанность возложили на опоздавшего к охоте Cергея Александровича.

Быстро дошли до места. Остановил товарищей, чтобы не затаптывали следы на траве и начал искать при свете фонарика место ухода зверя в лес. Вот примятая трава – прошел по тропке несколько метров в лес. Не то – выходной спокойный след, трава положена в направлении к просеке.  Метров через семь-восемь замечаю за кустиком сломанный и наклоненный в направлении от просеки в лес стебель высокой травы, дальше – ещё места примятой в этом же направлении травы. Видно, что зверь уходил прыжками – похоже, это НАШ кабан. Пройдя по следам прыжков зверя на траве около 10 метров вглубь леса, в свете фонарика замечаю на растениях обильный выброс крови. Всё-таки попал, не промазал!

Зову товарищей. Те подходят, оценивают кровяной след и решают, что зверь с таким ранением не должен уйти далеко. Оставив товарищей возле обнаруженной крови, иду по плохо видимым следам вперед. Метров через 30 снова зову их к очередному выбросу крови. Снова ухожу вперёд и теряю след, который уходит в не проходимый сплошной ряд густо растущих не высоких елочек. Начинаю обходить заросли, кружить по лесу в надежде увидеть на растительности признаки ушедшего подранка. И вот в свете фонарика между двумя рядами посадки молодых елочек замечаю отдающую серебром тушу зверя. Подхожу к лежащему на боку кабану – СЕКАЧ!!! Да ещё какой!

Довольно крупный, не менее 5 лет,  не привычно длинный, гладкий, с короткой светлой шерстью и совсем редкой короткой рыжеватой щетиной вдоль хребта и на заду, с кисточками на ушах.

Зову товарищей.  Подходят, изучают и оценивают зверя. Раньше такие не попадались. Непривычен он в летней шкуре. Какой то прогонистый, вытянутый, со светлой, грязновато-белой шерстью. Товарищ обращает внимание на то, что у секача совершенно белые копыта, голый живот и бока так же светлые, не имеют даже характерных темных пятен. Клыки – не большие. В этом секаче имеются явные признаки прилива крови домашней хрюшки.

Охота глазами ненормального охотника о коллективном выезде на «потравного» кабана.

В ходе разделки зверя на месте установили, что пуля барнаульского патрона раздробила ребра с обеих сторон, полностью разорвало верхнюю треть сердца, пробила легкие и застряла где-то под левой лопаткой, не пробив зверя насквозь. Специально пулю не искали – может у кого-то в мясе найдется, а может и выпала в ходе разделки. Но, судя по всему (по звуку выстрела, глубине проникновения) скорость и мощность барнаульской пули слабее пули чешских патронов. Ибо грибок чешской полуоболочки со своего Хантера я впервые увидел только на втором году охоты.  До этого всех кабанов, лосей она пробивала насквозь.

Разделка, вынос мяса на приличное расстояние до подъехавшей машины не занял много времени.

Два часа ночи. За столом, который ломиться от еды, напитков, рядом с горящим костром сидим и неспешно ведем беседу об охоте, об удаче, о оружии, ножах,  о товарищах, о женщинах…  Торопиться некуда, завтра – выходной. Ни пить, ни есть уже не хочется. Даже традиционную печенку не стали жарить – кто её сейчас будет есть? Все пресыщены.

Луны не видно — уже скрылась за лесом. Но полной темноты в это время года не бывает. В ночном сыром воздухе витает букет ароматов лесных трав, леса. Хорошо видно, как над низиной у реки начинает всё плотнее и плотнее собираться белая пелена тумана.  Скоро разгорится новый день и мы уедем домой. Разговоры короче и короче, молчаливые паузы всё длиннее и длиннее – каждый думает о своем.

Как  хорошо-о-о-о!!!

label,